Неточные совпадения
— Так заезжай, пожалуйста, к Болям, — сказала Кити мужу, когда он в одиннадцать часов, пред тем как уехать из дома, зашел к ней. — Я знаю, что ты обедаешь в клубе,
папа тебя записал. А утро что ты
делаешь?
— О, нет,
папа! — горячо возразила Кити. — Варенька обожает ее. И потом она
делает столько добра! У кого хочешь спроси! Ее и Aline Шталь все знают.
— Ну, что ты скажешь про
папа? — спросила Кити. — Что же и он плох, потому что ничего не
делал для общего дела?
— Что ж, и
сделал для него
папа, что надо?
Удовлетворив своему любопытству,
папа передал ее протопопу, которому вещица эта, казалось, чрезвычайно понравилась: он покачивал головой и с любопытством посматривал то на коробочку, то на мастера, который мог
сделать такую прекрасную штуку. Володя поднес своего турка и тоже заслужил самые лестные похвалы со всех сторон. Настал и мой черед: бабушка с одобрительной улыбкой обратилась ко мне.
— Ах, что ты со мной
сделала! — сказал
папа, улыбаясь и приставив руку ко рту с той стороны, с которой сидела Мими. (Когда он это
делал, я всегда слушал с напряженным вниманием, ожидая чего-нибудь смешного.) — Зачем ты мне напомнила об его ногах? я посмотрел и теперь ничего есть не буду.
— Что же он говорит? — спросил
папа,
делая головою знак, что не хочет говорить с мельником.
—
Сделайте божескую милость, Николай Дмитрич, нельзя ли к вам будет баринову щикатулку положить, — сказал запыхавшийся камердинер
папа, высовываясь из коляски, — она маленькая.
Мне казалось, что она это
сделала потому, что ей надоело читать такие дурные и криво написанные стихи, и для того, чтобы
папа мог сам прочесть последний стих, столь явно доказывающий мою бесчувственность.
Зачем Володя
делал мне знаки, которые все видели и которые не могли помочь мне? зачем эта противная княжна так посмотрела на мои ноги? зачем Сонечка… она милочка; но зачем она улыбалась в это время? зачем
папа покраснел и схватил меня за руку?
Турка подъехал к острову, остановился, внимательно выслушал от
папа подробное наставление, как равняться и куда выходить (впрочем, он никогда не соображался с этим наставлением, а
делал по-своему), разомкнул собак, не спеша второчил смычки, сел на лошадь и, посвистывая, скрылся за молодыми березками. Разомкнутые гончие прежде всего маханиями хвостов выразили свое удовольствие, встряхнулись, оправились и потом уже маленькой рысцой, принюхиваясь и махая хвостами, побежали в разные стороны.
Можете себе представить, mon cousin, — продолжала она, обращаясь исключительно к
папа, потому что бабушка, нисколько не интересуясь детьми княгини, а желая похвастаться своими внуками, с тщательностию достала мои стихи из-под коробочки и стала их развертывать, — можете себе представить, mon cousin, что он
сделал на днях…
— И прекрасно
делают, — продолжал
папа, отодвигая руку, — что таких людей сажают в полицию. Они приносят только ту пользу, что расстраивают и без того слабые нервы некоторых особ, — прибавил он с улыбкой, заметив, что этот разговор очень не нравился матушке, и подал ей пирожок.
Скажи теперь при всех лишь нам,
Чему учён ты, что ты знаешь
И как ты свой народ счастливым
сделать чаешь?» —
«
Папа́», ответствовал сынок: «я знаю то,
Чего не знает здесь никто...
— Павля все знает, даже больше, чем
папа. Бывает, если
папа уехал в Москву, Павля с мамой поют тихонькие песни и плачут обе две, и Павля целует мамины руки. Мама очень много плачет, когда выпьет мадеры, больная потому что и злая тоже. Она говорит: «Бог
сделал меня злой». И ей не нравится, что
папа знаком с другими дамами и с твоей мамой; она не любит никаких дам, только Павлю, которая ведь не дама, а солдатова жена.
— Какая тайна? Что вы! — говорила она, возвышая голос и
делая большие глаза. — Вы употребляете во зло права кузена — вот в чем и вся тайна. А я неосторожна тем, что принимаю вас во всякое время, без тетушек и
папа…
—
Папа стоял у камина и грелся. Я посмотрела на него и думала, что он взглянет на меня ласково: мне бы легче было. Но он старался не глядеть на меня; бедняжка боялся maman, а я видела, что ему было жалко. Он все жевал губами: он это всегда
делает в ажитации, вы знаете.
— Что мне вам рассказывать? Я не знаю, с чего начать. Paul
сделал через княгиню предложение, та сказала maman, maman теткам; позвали родных, потом объявили
папа… Как все
делают.
Maman была строга и серьезна, никогда не шутила, почти не смеялась, ласкала мало, все ее слушались в доме: няньки, девушки, гувернантки
делали все, что она приказывала, и
папа тоже.
«
Папа,
папа… я никому не
сделала зла!» — слышал старик последний крик дочери, которая билась у его ног, как смертельно раненная птица.
— И хорошо
сделали, потому что, вероятно, узнали бы не больше того, что уже слышали от мамы. Городские слухи о нашем разорении — правда… В подробностях я не могу объяснить вам настоящее положение дел, да и сам
папа теперь едва ли знает все. Ясно только одно, что мы разорены.
—
Папа… я ни в чем никогда не обманывала тебя… Я молилась на тебя… И теперь я все та же. Я ничего никому не
сделала дурного, кроме тебя.
«
Папа, как он тебя тогда,
папа!» — «Что
делать, Илюша», — говорю.
—
Папа, поедем в Америку, когда m-r Бьюмонт купит у тебя завод, — сказала шутя Катерина Васильевна: — я там буду что-нибудь
делать. Ах, как бы я была рада!
«
Папа, — отвечала Лиза, — я приму их, если это вам угодно, только с уговором: как бы я перед ними ни явилась, что б я ни
сделала, вы бранить меня не будете и не дадите никакого знака удивления или неудовольствия».
—
Папа, насильно вы можете приказать
делать со мною все, что вам угодно, но я здесь не останусь, — отвечала, сохраняя всю свою твердость, Лиза.
— Вы здесь ничем не виноваты, Женичка, и ваш
папа тоже. Лиза сама должна была знать, что она
делает. Она еще ребенок, прямо с институтской скамьи и позволяет себе такие странные выходки.
— А! видишь, я тебе, гадкая Женька,
делаю визит первая. Не говори, что я аристократка, — ну, поцелуй меня еще, еще. Ангел ты мой! Как я о тебе соскучилась — сил моих не было ждать, пока ты приедешь. У нас гостей полон дом, скука смертельная, просилась, просилась к тебе — не пускают.
Папа приехал с поля, я села в его кабриолет покататься, да вот и прикатила к тебе.
— Что ж такое,
папа! Было так хорошо, мне хотелось повидаться с Женею, я и поехала. Я думала, что успею скоро возвратиться, так что никто и не заметит. Ну виновата, ну простите, что ж теперь
делать?
— А я знаю! — кричала она в озлоблении. — Я знаю, что и вы такие же, как и я! Но у вас
папа, мама, вы обеспечены, а если вам нужно, так вы и ребенка вытравите,многие так
делают. А будь вы на моем месте, — когда жрать нечего, и девчонка еще ничего не понимает, потому что неграмотная, а кругом мужчины лезут, как кобели, — то и вы бы были в публичном доме! Стыдно так над бедной девушкой изголяться, — вот что!
— Да, тебе ничего, а мне чего, — продолжал Володя,
делая жест подергивания плечом, который он наследовал от
папа, — разбил, да еще и смеется, этакой несносный мальчишка!
Он скажет: „Что ж
делать, мой друг, рано или поздно ты узнал бы это, — ты не мой сын, но я усыновил тебя, и ежели ты будешь достоин моей любви, то я никогда не оставлю тебя“; и я скажу ему: „
Папа, хотя я не имею права называть тебя этим именем, но я теперь произношу его в последний раз, я всегда любил тебя и буду любить, никогда не забуду, что ты мой благодетель, но не могу больше оставаться в твоем доме.
Но вот в одно воскресенье, после обеда, в комнате бабушки собираются все учители, два профессора и в присутствии
папа и некоторых гостей
делают репетицию университетского экзамена, в котором Володя, к великой радости бабушки, выказывает необыкновенные познания.
Княжна (подбегая к князю).
Папа,
сделаем подписку в пользу этого бедного семейства.
Я спрятал тетрадь в стол, посмотрел в зеркало, причесал волосы кверху, что, по моему убеждению, давало мне задумчивый вид, и сошел в диванную, где уже стоял накрытый стол с образом и горевшими восковыми свечами.
Папа в одно время со мною вошел из другой двери. Духовник, седой монах с строгим старческим лицом, благословил
папа. Пала поцеловал его небольшую широкую сухую руку; я
сделал то же.
Проснувшись на другой день, первою мыслию моею было приключение с Колпиковым, опять я помычал, побегал по комнате, но
делать было нечего; притом нынче был последний день, который я проводил в Москве, и надо было
сделать, по приказанию
папа, визиты, которые он мне сам написал на бумажке.
Папа, с своею склонностию из всего
делать шутку, называл Петра Васильевича почему-то полковником и, несмотря на то, что Епифанов при мне раз, хуже чем обыкновенно заикнувшись и покраснев от досады, заметил, что он не по-по-по-полковник, а по-по-по-ру-чик,
папа через пять минут назвал его опять полковником.
Все тяжелые, мучительные для самолюбия минуты в жизни одна за другой приходили мне в голову; я старался обвинить кого-нибудь в своем несчастии: думал, что кто-нибудь все это
сделал нарочно, придумывал против себя целую интригу, роптал на профессоров, на товарищей, на Володю, на Дмитрия, на
папа, за то, что он меня отдал в университет; роптал на провидение, за то, что оно допустило меня дожить до такого позора.
Вследствие этих и многих других беспрестанных жертв в обращении
папа с его женою в последние месяцы этой зимы, в которые он много проигрывал и оттого был большей частью не в духе, стало уже заметно перемежающееся чувство тихой ненависти, того сдержанного отвращения к предмету привязанности, которое выражается бессознательным стремлением
делать все возможные мелкие моральные неприятности этому предмету.
Воображаю, как, несмотря на то, что
папа предложил ему мировой окончить тяжбу, Петр Васильевич был мрачен и сердит за то, что пожертвовал своей карьерой матери, а
папа подобного ничего не
сделал, как ничто не удивляло его и как
папа, будто не замечая этой мрачности, был игрив, весел и обращался с ним, как с удивительным шутником, чем иногда обижался Петр Васильевич и чему иногда против своего желания не мог не поддаваться.
Мне известно только то, что
папа в первый свой визит не застал Петра Васильевича, который был в поле, и пробыл один часа два с дамами. Я воображаю, как он рассыпался в любезностях, как обворожал их, притопывая своим мягким сапогом, пришепетывая и
делая сладенькие глазки. Я воображаю тоже, как его вдруг нежно полюбила веселенькая старушка и как развеселилась ее холодная красавица дочь.
— Элдар, — прошептал Хаджи-Мурат, и Элдар, услыхав свое имя и, главное, голос своего мюршида, вскочил на сильные ноги, оправляя
папаху. Хаджи-Мурат надел оружие на бурку. Элдар
сделал то же. И оба молча вышли из сакли под навес. Черноглазый мальчик подвел лошадей. На стук копыт по убитой дороге улицы чья-то голова высунулась из двери соседней сакли, и, стуча деревянными башмаками, пробежал какой-то человек в гору к мечети.
— Слушаю, — сказал Полторацкий, приложив руку к
папахе, и поехал к своей роте. Сам он свел цепь на правую сторону, с левой же стороны велел это
сделать фельдфебелю. Раненого между тем четыре солдата унесли в крепость.
Разве что-либо другое
делало и
делает католичество с своим запретом чтения Евангелия и с своим требованием нерассуждающей покорности церковным руководителям и непогрешимому
папе? Разве что-либо другое, чем русская церковь, проповедует католичество? Тот же внешний культ, те же мощи, чудеса и статуи, чудодейственные Notre-Dames и процессии. Те же возвышенно туманные суждения о христианстве в книгах и проповедях, а когда дойдет до дела, то поддерживание самого грубого идолопоклонства.
— Верьте мне, верьте, — говорила она умоляющим голосом, прижимая к себе то одну, то другую, — ваш
папа приедет сегодня, он прислал телеграмму. Жаль мамы, и мне жаль, сердце разрывается, но что же
делать? Ведь не пойдешь против бога!
Саша.
Папа, я и сама чувствую, что не то… Не то, не то, не то. Если бы ты знал, как мне тяжело! Невыносимо! Мне неловко и страшно сознаваться в этом.
Папа, голубчик, ты меня подбодри, ради бога… научи, что
делать.
Саша (бежит навстречу отцу).
Папа, ради бога, прибежал он сюда, как бешеный, и мучает меня! Требует, чтобы я отказалась от него, не хочет губить меня. Скажи ему, что я не хочу его великодушия! Я знаю, что
делаю.
(Выскользнув из-под руки матери.) Распутный. Лизу беременной
сделал.
Папу ругает, не любит его.
— Я думаю, что этот
папа совсем лишен справедливости, хотя у него есть одно достоинство… — ответила старая, опытная Муха. — Он пьет пиво после обеда. Это совсем недурная привычка! Я, признаться, тоже не прочь выпить пива, хотя у меня и кружится от него голова… Что
делать, дурная привычка!
— И я тоже люблю пиво, — призналась молоденькая Мушка и даже немного покраснела. — Мне делается от него так весело, так весело, хотя на другой день немного и болит голова. Но
папа, может быть, оттого ничего не
делает для мух, что сам не ест варенья, а сахар опускает только в стакан чаю. По-моему, нельзя ждать ничего хорошего от человека, который не ест варенья… Ему остается только курить свою трубку.